Название: Между вчерашним и завтрашним днём/Between Yesterday and Tomorrow
Автор: Chimerari
Переводчик: Ниротэн
Оригинал: archiveofourown.org/works/324587?
Разрешение на перевод: получено
Фэндом: TTSS
Рейтинг: PG-13 установлен переводчиком.
Пейринг: Билл Хейдон/Джим Придо
Жанр: AU
Саммари: Билл сбегает в Советский Союз и пишет сентиментальные письма.
От автора: На написание этого фанфика меня более или менее вдохновила эта музыка, так что послушайте, пока будете читать.
Listen or download Erik Satie Gnossienne No. 1 for free on Prostopleer
Переводчик страшно благодарен NNZ за неоценимую помощь с переводом . Всё хорошее, что есть в этом фанфике - заслуга автора и NNZ, а всё плохое - моя вина, за что прошу меня заранее простить ).
Кстати, чтобы автор смогла взглянуть на свой фанфик по-русски, я снабдила её логином (Niroten ), так что она может прийти и посмотреть, а может, даже прокомментировать )).
читать дальше
Между вчерашним и завтрашним днём.
23е января, 1975
Дорогой Джим,
Я не надеюсь, что ты получишь это письмо. Нынче ни одна чёртова муха не может покинуть мой дом без того, чтоб её не обыскали. Поэтому я пишу на старом добром английском, а не на французском или немецком, и не использую шифры, с которыми мы когда-то дурачились. (Помнишь тот, где надо было читать только первое слово из каждого предложения? И как ты целую минуту смеялся, когда сумел его расшифровать?)
Наверное, мне надо извиниться за то, каким образом я уехал. Все, конечно, были в шоке?
У меня до сих пор шрам на левой руке, хотя крови было очень мало. Просчёт с моей стороны. Оказывается, не так-то просто инсценировать убийство.
Я отчётливо помню тот день – полоски розовых лучей, протянувшихся по ночному небу, город, всё ещё охваченный сном. В одну минуту я лежал навзничь, в следующую уже вскочил на ноги и произнёс в окружавшей меня тишине: «Мне надо бежать».
Я трус, говорю я теперь. Теперь, когда мне удалось провернуть такой сложный план, что даже Смайли распутал его слишком поздно! Я ни на секунду по-настоящему не верил, что мне удастся его обмануть, но дуэль, начавшаяся очень давно, закончилась тем, что я выскользнул из сетей прямо у него под носом.
Итак, я оставил всё, как было – все мои картины, мой пол в стиле Микеланджело (южный угол теперь навсегда останется незаконченным – ужасно обидно, я ведь уже всё продумал – узор из змей и лилий, вьющийся по косякам и половицам, отлично получилось бы), мои книги. Книги, Джим! А здесь всё, что я могу читать – проклятая Таймс. Конечно, Таймс в этой стране – редкая роскошь, но зато у меня нет ни одной книги.
Я оделся, помахал на прощание своему отражению, спустился вниз, сломал замок на входной двери, перевернул несколько стульев. Им понравился кровавый отпечаток ладони у входа? Лучше бы понравился, больно было адски.
Улицы были пусты, что меня бесконечно расстроило. Я хотел запомнить Лондон таким, какой он есть – грязным, шумным, древним и юным одновременно. С девушками в белых танцевальных сапожках, расхаживающими по тротуару и надувающими пузыри из жвачки. Но в то конкретное утро мне не встретилось ни единой живой души.
Не стану утомлять тебя деталями своей поездки. Я ехал на поезде, потом на пароме, потом на ещё одном поезде… Когда я вышел в Москве, у меня в кармане осталось разве что немного мелочи, так что со стороны моих русских друзей было ужасно мило встретить меня на вокзале.
Они поселили меня в небольшом, но милом доме. Тебе бы он понравился. Нравился же тебе мой захламлённый дортуар – и гораздо больше, чем он того заслуживал.
Каждое утро мне приносят свежий уголь. Джентльмен, который его доставляет, настаивает на том, чтобы помочь мне занести корзину и находит особое удовольствие в том, чтобы аккуратными рядками разложить уголь у камина. Судя по тому, с какой настойчивостью он предлагает свою помощь, он считает меня инвалидом.
Я не особенно скучаю по Англии – разве что по кое-кому из друзей, по горчице и крикету. Чего бы я не отдал, чтобы посмотреть игру в реальном времени!
Напиши мне, если сможешь.
Bien amicalement, *
Билл.
2е марта 1975
Дорогой Джим,
Не думаю, чтобы письмо сумело передать всю твою ярость. Бумага прорвана всего в трёх местах. По правде говоря, я удивлён тем, что ты вообще прочитал моё письмо, уже не говоря об ответе.
Хоть ты и не спрашивал, я всё же скажу: у меня всё в порядке. Прекратились кровотечения из носа, которые раньше меня мучили: наверное, холод заморозил сосуды.
Теперь у меня есть кот неопределённого пола. Хотя вряд ли коты могут считаться чьими-то. В любом случае, он приходит только поесть. Мне не нравятся кошачьи глаза: они смотрят так, как будто их владелец считает меня каким-то недоразумением, которому он по снисходительности разрешает жить в своём доме.
Ты задал много вопросов, на большинство из которых у меня нет ответов – по крайней мере, удовлетворительных.
Что до того, как я достал твой адрес, так он всегда у меня был. Как тебе нравится школа? Ученики?
Искренне Ваш, (1)
Билл.
5е апреля 1975
Чёрт бы тебя побрал, Джим, я задал простой вопрос из искреннего участия! Мне что, теперь уже нельзя поинтересоваться, как ты поживаешь?
Мы жалуемся на английскую погоду, но здесь дела обстоят не лучше. Я видел столько снега, что мне с лихвой хватит на всю жизнь. Может быть, позже всё изменится к лучшему.
Кот теперь спит перед камином. У него на передней лапе нет одного пальца. И он всё ещё заходит в дом только тогда, когда я не смотрю.
Кировский балет ставит новую версию «Жизели». Я думал пойти, хотя отлично знаю, что где-то на середине мне уже будет скучно до слёз. На большинство представлений меня затаскивала Эмилия – иногда в буквальном смысле затаскивала. Честное слово, женщины рождаются с желанием всех вокруг построить так, как им хочется. Может быть, они – доказательство того, что Бог – среди нас и всегда настороже?
Искренне твой,
Билл.
31е июля 1975.
Дорогой Джим,
Королевская почта манкирует своими обязанностями, или ты так долго работал над своим письмом?
Я рад слышать, что тебе в какой-то степени нравится быть учителем. Твой новый протеже, похоже, интересный тип. Правда, я не ожидал, что ты подружишься с кем-то вроде него. Но, в конце концов, ты ведь никогда не делаешь того, что от тебя ждут, верно?
Я опять начал рисовать. Что можно сказать о русских, так это то, что у них есть врождённое чувство стиля. Я уверен, даже ты оценил бы суровую красоту их пейзажей, если б тебе представился шанс. В конце концов, человек может быть врагом другого человека, его убеждений, но не врагом страны, не врагом её гор, рек, закатов.
И, кстати, возвращаясь к одному из твоих ранних вопросов: я думаю, одним из моих мотивов был именно эстетический выбор.
Ты собираешься продолжать работать учителем? У тебя всегда был дар к языкам.
Пиши мне.
Билл.
20е декабря 1975
Дорогой Джим,
Как я понял, долгие перерывы между твоими письмами означают, что ты меня не простил. Я ничего не могу тебе предложить, чтобы компенсировать всё, через что ты прошёл. Просто, ради всего святого, подумай вот о чём: а что бы ты тогда сделал? Что бы ты сделал, если б твой венгерский друг назвал моё имя? (Неважно, какое из них, ты же почти все знал). Ты бы тут же сообщил Контролу? Или вернулся бы в Лондон, чтобы стать моим судьёй и палачом? А может, избавил бы меня от инквизиторов и позволил просто уйти? Я же знаю тебя, Джим. Чувство долга задавило бы в тебе сентиментальность. Сейчас бы мы разговаривали в камере в Саррате. Или говорил бы один ты – на моей могиле. Ты этого хочешь, Джим? Моей крови на твоих руках?
17е мая 1976
Джим, ma patrie et ma boheme, (2) прости меня. Пожалуйста, напиши мне.
С надеждой,
Билл.
20е июня 1976
Дорогой Джим,
Словами не выразить, как я был счастлив получить твоё письмо, хоть и такое короткое. Раньше меня это всегда раздражало – на каникулах я писал тебе письма в шесть страниц длиной, а ты в ответ отправлял открытку. Я их швырял в ящик стола и никогда больше на них не смотрел (по крайней мере, до следующей недели).
Помнишь Оксфорд во время летнего семестра? Как мы просыпались навстречу дням, которые становились всё длинней и длинней? Мы столько болтались на улице, что течение времени можно было отмечать по оттенку твоих плеч: сначала веснушчатые, потом – цвета мёда, и в конце концов – смуглые. Что касается меня, то я большую часть времени был похож на варёного рака.
Расскажи, как проходит твой день – мне почти не о чем рассказывать. Я здоров, здоров до отвращения, никаких болей или болезней, которые могли бы оправдать жалость к себе.
Кот вчера позволил мне почесать его под подбородком, хотя очень скоро ему стало скучно, и он сбежал. Не представляешь, как я был польщён этим снисходительным знаком расположения.
Как ты думаешь, стоит мне его как-нибудь назвать? Что бы ты предложил?
Твой
Билл.
25е июля 1976
Дорогой Джим,
Что за несчастная парочка мы с тобой. Ты не хочешь говорить о прошлом, ну а мне едва ли интересно будущее. Придётся нам довольствоваться настоящим.
Мой дорогой друг, у тебя есть множество достоинств, но тебе никогда, никогда нельзя позволять кого-нибудь называть. Мне уже жаль твоих будущих детей. (Нет, Джим, это не очень хорошая идея – брать кличку для кота из греческой мифологии).
Ты завёл с кем-нибудь роман? Ты наверняка всё тот же высокий, молчаливый незнакомец, который притягивает к себе все взгляды. Я говорил, что мамочки (3) за чаем очень часто обсуждали твою личную жизнь? Я никогда не присоединялся. Всё равно правда никому не нужна.
С наилучшими пожеланиями,
Билл.
4е октября 1976
Дорогой Джим,
Опять мы на прежних позициях, да? Каждый раз, как мне начинает казаться, что мы продвинулись вперёд, ты возвращаешь нас на десять шагов назад. И вот опять я пытаюсь наладить двустороннее общение. По крайней мере, я предпочитаю думать, что твоё молчание не означает ничего более зловещего, чем отказ забыть и простить. А вот мне за последнее время пришлось в этом попрактиковаться – уже неплохо получается.
Я знаю, что прошлое для тебя – тяжкая ноша, и ничего больше. Но позволь мне хотя бы в этот раз такую роскошь – предаваться воспоминаниям. Это единственное, что я сейчас могу делать. Я лежу в кровати, и компанию мне составляет только радио. (Доктор велел избегать физических усилий. Я тебе как-нибудь расскажу о своём дурацком поступке).
Лучше всего запоминаются мелочи, правда? Мы с тобой гуляем вокруг утиного пруда. Ты бежишь по гулкому коридору и прыгаешь мне на спину. Мы готовимся к экзаменам то у тебя, то у меня в дортуаре, и засыпаем в одной кровати. Моя выставка, заранее обречённая на провал. Как там она называлась? «Реализм или сюрреализм: Оксфордский взгляд». Критики разбили её в пух и прах, и вполне заслуженно, а ты выкидывал рецензии до того, как я до них добирался.
Есть что-то ужасно ограничивающее в человеческом существовании: мы заперты в своём теле, нас обманывают слова и жесты, мы ограниченным моралью, и правилами, и всяческими «измами»…
Я мечтаю увидеть мир безымянным, не принадлежащим людям и правительству, прежде, чем он поглотит сам себя в своей жадности.
Отправь мне пару книг, Джим, если сможешь. Из нас двоих ты всегда был щедрее.
Билл.
10е ноября 1976
Дорогой Джим,
К сожалению, книга не прошла. Хотел бы я читать твои письма до того, как это сделает каждый в проклятом Центре! Ради Бога, что мы можем прятать между строк? Разбитые мечты и давно ушедшую славу?
Будем надеяться, они будут так добры, что пропустят мою новую картину. Я уже давно не писал ничего приличного, но этой почти горжусь. По части умения сидеть спокойно кот уступает даже тебе.
Надеюсь, ты больше не живёшь в этом своём ужасном фургоне? Ты же теперь стал постоянным работником в этом прекрасном заведении – они, конечно, могут позволить себе поселить тебя в более приятном месте, чем яма в земле?
А дома сейчас как раз начинается ежегодное рождественское сумасшествие. Я бы сейчас озаботился поиском подарков для своих бесчисленных родственников. Здесь ничего подобного нет, спасибо, господи, за маленькие радости! Зато я, может быть, поставлю в гостиной настоящую ёлку. В этом году у меня положительно праздничное настроение! Готовка всё ещё представляется мне чем-то непосильным, но я наверняка сделаю пунш по рецепту Контрола. В этом доме уж точно нет недостатка в алкоголе.
А что ты будешь делать, Джим? Какие планы?
Amities, **
Билл.
16е декабря 1976
Дорогой Джим,
Прошло почти три года с тех пор, как я сюда приехал. Три года я самодовольно ждал доверия, если не благодарности. Ну, по крайней мере, они прекратили постоянные обыски.
Я думал, что знаю, почему это сделал, но теперь я не уверен. Мираж хорош только на расстоянии. Если подойдёшь слишком близко, он может рассеяться.
Но хватит об этом. Уже, наверное, начались школьные каникулы? Могу себе представить полку над твоим камином, уставленную неуклюжими самодельными открытками – «Мсье Придо, нашему любимому учителю!». Краснеющие мальчики проскальзывают в твой кабинет с рождественскими подарками, а? Ты пишешь занудные характеристики на каждого из них в конце года? В моей как-то было написано: «Регулярно срывает уроки», мама была в шоке.
С рождеством.
Билл.
P.S. Спасибо за грушевые леденцы, они прекрасны. Мне надо больше картин обменять на конфеты.
26е января 1977 (4)
Дорогой Джим,
Ты наверняка уже опять терроризируешь несчастных школьников. Должен признаться, не представляю, как ты терпишь их произношение? Приехать в страну изучаемого языка – вот единственный способ для них научиться нормально говорить по-французски. Я не знаю, как ты и моё-то произношение терпел.
Ужасно устал тут. Скучаю, пишу очередную картину, чтобы отправить тебе. Пожалуйста, обращайся с ней аккуратно. Сделай для неё рамку и повесь на стену. Это меня порадует.
Билл.
27е января 1977
Дорогой Джим,
Пожалуйста, забудь о моём предыдущем письме. Я был, мягко говоря, сильно пьян, а у моей ручки, похоже, появился собственный разум. Ты же простишь человеку его пьяную болтовню? Это был детский каприз, вот и всё. Мы больше никогда не будем об этом говорить.
Похоже, чем старше человек становится, тем более скептичен он по отношению к своим решениям. Я сейчас говорю не только об очевидном, я имею в виду всю мерзость моей карьеры; то, что я втянул тебя во всё это (5); мои ложные представления о том, что политика и революция – это ужасно романтично… Джим, а я ведь считал это лучшим в своём характере! Похоже, я предал сам себя.
Ты был прав, когда сказал, что мне надо почаще выбираться из дома. Я рискнул выйти в город пару дней назад. Здесь есть бар, несколько бакалейных лавок, парикмахерская и булочная. В булочной не оказалось пшеничных лепёшек, я был горько разочарован.
На городской площади играл на аккордеоне уличный музыкант – чахлый мужичок с седой бородкой и ровно четырьмя зубами. Мелодия звучала очень бодро, а у людей вокруг были такие мрачные лица, что контраст получился почти комический. Я отдал ему всю мелочь, что у меня была.
Надеюсь, у тебя всё в порядке.
Билл.
11е марта 1977
Дорогой Джим,
Словами не описать, как рад я был столкнуться с тобой на прошлой неделе. Наверное, мы выглядели как парочка старых психов, когда пялились друг на друга через улицу – кролики в свете фар.
Ужасно жаль, что ты смог остаться только на выходные. С другой стороны, едва ли я могу быть настолько жесток, чтобы лишить детей их единственного приличного учителя французского.
Если моё поведение не показалось тебе как минимум восторженным, так это только из-за нервов. Надеюсь, тебе не причинило неудобств то, что нам пришлось спать в одной кровати? Как ни крути, мой диван не подошёл бы взрослому мужчине.
Ты выглядел отлично, Джим, более, чем отлично; где ты прятал эту красоту? Мне понравилось, что ты отрастил волосы подлинней, это придало тебе артистизма. И, похоже, у тебя отличное здоровье. Я абсолютно выдохся после того, как мы вернулись обратно, а ты даже не вспотел. Всё ещё бегаешь по утрам?
Мне определённо надо пополнить запасы. Было ужасно стыдно, что для гостя у меня только водка и кофе.
Ты понравился коту. Он бросал на меня разочарованные взгляды всё утро, как будто упрекая за то, что я потерял его нового друга.
От всей души спасибо тебе за то, что ты приехал.
Твой
Билл.
18е апреля 1977
Дорогой Джим,
Я следовал твоему совету «Пить меньше, есть больше, выходить из дому чаще» с переменным успехом. Я не выпил ни капли за последние три дня, так что тебе придётся меня простить, если мой почерк ещё менее разборчив, чем обычно.
Я за неделю прочитал книги, которые ты мне привёз, и теперь по второму разу перечитываю каждую. У тебя не может случайно оказаться полного собрания сказок братьев Гримм? Теперь, когда у меня есть всё время в мире, я могу немного поностальгировать.
На улице всё ещё слишком холодно для долгих прогулок. Когда станет потеплее, я смогу написать для тебя пару пейзажей. Знаю, тебе всегда больше нравилось, выражаясь твоими словами, «настоящее искусство», а не психоделические образы из моих снов, перенесённые на бумагу.
Ну ладно, Джим, теперь скажи честно: что ты почувствовал, когда увидел меня? Жалость? Отвращение? Сожаление? Я тебе скажу точно, что я сам почувствовал: радость, смешанную с ужасом. Я почти ожидал, что сейчас ты вытащишь пистолет из кармана своего тяжёлого плаща, и подумал, что если успею закричать от радости, прежде, чем пуля меня заткнёт, то буду полностью удовлетворён.
Пасха уже началась? Не могу точно вспомнить.
Твой,
Билл.
16е мая 1977
Дорогой Джим,
Должен признаться, из всех реакций, которые я от тебя ожидал, разочарование было самым невероятным. Твоё признание ранило меня больше, чем ты думаешь.
Разочарование. Мне стоит польстить себе надеждой, что после всех этих лет ты всё ещё считал меня лучше, чем я есть?
В таком случае, ты ошибался.
Я – именно тот, кого я вижу в зеркале: стареющий, слабый, с пустыми глазами. Себе я тоже не особенно нравлюсь. Я - гниющее мясо, которое когда-то было покрыто бриллиантовой пылью. Я – горсть недостигнутых целей, невыполненных желаний. Я – тощая голодная гиена, и ты разочарован потому, что, наконец, разглядел клыки и торчащие рёбра.
Реальность всегда гораздо сложней и непонятней, чем иллюзии.
Теперь, когда все покровы сорваны, ты всё ещё хочешь иметь дело со мной?
Bien a vous, ***
Билл.
18е мая 1977
Дорогой Джим,
Ты сказал, что не знаешь, почему должен потакать мне, отвечая на мои письма, но я-то знаю, Джим, я знаю. Тебе нужны мои грехи, мои признания и разочарования, ты хочешь переделать прошлое, тебе нужны все эти «что, если бы…»
А я, если честно, не знаю, что сделал бы, если б можно было вернуться назад в прошлое. Вот тебе правда на сегодня.
Не слишком хорошо у меня получается мириться, да?
Тогда как насчёт этого: привет, меня зовут Билл Хейдон, я люблю мягкие замшевые туфли, споры, крикет, и питаю особую слабость к резким профилям. В свободное время немного рисую. Можно сказать, что у меня есть кот, его зовут Ворчун. Мне нужен друг. Как поживаешь?
Со мной всё в порядке, но с каждым днём у меня прибавляется седых волос. Ужасно грустно, когда тебя предаёт собственный скальп, но что тут можно сделать? Когда мы встретимся в следующий раз – точней, если встретимся – я буду похож на старого эксцентричного дядюшку-отшельника, а ты – на доброго племянника, приехавшего в гости.
Твой новый друг,
Билл.
P.S. Да, Ворчун. Более чем приемлемое имя.
2е июля 1977
Дорогой Джим,
И опять, я ужасно рад был тебя видеть. В этот раз мы определённо больше говорили. Что за облегчение! Было бы ужасно, если б наши разговоры лицом к лицу навсегда сократились до ходульных односложных предложений.
Подарки для меня и Ворчуна? Ну вот, ты уже его балуешь. Не жди, что его маленькое кошачье сердце переполнится благодарностью. В последнее время я редко его вижу; наверное, он обзавёлся новой подружкой. Его легко соблазнить красивой внешностью, как и его хозяина.
Если ты приедешь ещё раз, мы могли бы куда-нибудь съездить. По-моему, мы уже посмотрели все достопримечательности, которые может предложить этот городок.
Ты так упорно избегаешь этой темы, что по-настоящему раздразнил моё любопытство. Ты же знаешь, что можешь сказать мне, если у тебя кто-то появился? Я буду только счастлив, если это в самом деле так.
Береги себя, мой друг, надеюсь, что скоро мы ещё раз увидимся.
Твой,
Билл.
10е августа 1977
Дорогой Джим,
Насколько я знаю, если человек говорит «это не для меня», значит, он этого даже не пробовал. Или, в твоём случае, полностью игнорировал все влюблённые взгляды, направленные на него. Помнишь, как только после двух лет и неуклюжего поцелуя ты, наконец, понял, что мои намерения были менее, чем невинными? Ты и правда был безнадёжен.
Ты спрашиваешь, почему я так настойчив. Ну, это потому, что мы, люди, не созданы для одинокой жизни. Ты обнаружишь, что отношения необязательно строить на честности или даже любви. За пару лет до того, как я уехал, у меня была девушка – мы были вместе потому, что простое её присутствие меня успокаивало.
Тебе надо послушаться собственного же совета: почаще выходить из дома и научиться развлекаться.
Не могу вспомнить ни одной школьной пьесы, в которой бы я участвовал – скорей всего, я прогуливал все репетиции. А участвовать могут только школьники? В этот раз они должны сделать исключение. Ты же провёл рекордное количество времени – целый месяц! - в театральном кружке, жаль будет, если все эти навыки пропадут зря!
Как поживает Слоник? Тебе удалось воспитать в нём твёрдость характера? Интересно, что мы с ним тёзки, но в то же время – полные противоположности. Хотелось бы мне знать, кто из нас – лучший Билл.
Amities,
Билл.
19е сентября 1977
Дорогой Джим,
Что за чушь. Я могу поручиться, что люди до сих пор находят тебя желанным. И даже не думай, что я пишу это только из вежливости. Серьёзно, должно же быть что-то среднее между твоей низкой самооценкой и моим распухшим эго (да, мне именно так несколько раз говорили). Даже в Оксфорде ты думал о себе не только как об атлете, который много путешествовал. А сейчас ты не замечаешь ничего кроме шрамов, больной спины и теней в глазах.
Но позволь сказать, ты один из самых храбрых, упрямых, привлекательных мужчин, которых я встречал. В тебе есть какое-то суровое спокойствие, которому невольно подчиняешься. Пожалуйста, не заставляй меня опять изливаться в неловких виршах – я уже как-то раз это делал, когда писал Фэншоу.
Короче говоря, ты полный идиот, раз не осознаёшь, чего ты стоишь.
Приятно слышать, что Слоник регулярно тебя навещает. Он хороший парень. Мне надо пересмотреть свои предрассудки насчёт пухлых мужчин в очках.
Это мне напомнило, что я должен тебе ещё одно извинение. Мне надо было постараться связаться с тобой после всего, что случилось. Прости. Я этого не сделал главным образом из-за чувства вины. Когда я услышал обо всём от Тоби, то почувствовал себя отвратительно, и просто не смог вынести мысль о том, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу.
Твой,
Билл.
24е октября 1977
Дорогой Джим,
Откуда ты вообще можешь знать, что я опять пью? Вынужден признать себя виновным по всем пунктам. Но я прекращаю, честное слово.
Ворчун вернулся и гордо демонстрирует новый комплект шрамов на боку. Надеюсь, он, по крайней мере, завоевал сердце прекрасной девы.
Я перестал включать радио. Кремль каждый день вкалывает стране новую дозу радужных предсказаний.
Должен признать, я гораздо лучше обеспечен, чем средний советский гражданин, чья зимняя диета состоит из капусты, подмороженной картошки, хлеба и чеснока. Об ужасных очередях в магазины я не хочу даже говорить. А мне каждую неделю к самой двери доставляют мясо и фрукты. Это такое дружеское похлопывание по спине: наслаждайся материальным комфортом своей ранней отставки и не смей даже думать о том, чтобы сбежать.
Не смейся, но я недавно занялся фотографией. Полезный маленький инструмент, особенно если тебе нравятся твои пальцы, и ты не хочешь их отморозить. Чтобы сделать эти фотографии, я проделал путь до самого Ленинграда, это было очень захватывающе. Ты наверняка сможешь угадать, какая из них – моя любимая.
Ты никогда не жалел о том, что у тебя нет детей, Джим? Или тебе хватает маленьких дьяволят в школе?
26е ноября 1977
Дорогой Джим,
Само собой, я буду более чем рад, если ты приедешь сюда на Рождество! Не надо было даже спрашивать. Просто я думал, что слишком жестоко заставлять тебя тащиться через полмира, чтобы присоединиться ко мне в ссылке, иначе я бы тебя уже месяц назад пригласил.
Видишь, теперь я в таком восторге, что даже не знаю, что написать. Не знаю, как дождусь декабря.
Не трудно представить, на что похоже отцовство, когда у тебя столько племянниц и племянников. Честно говоря, мне нравится, как дела сейчас обстоят с ними – я их вообще не вижу. Я волновался за тебя, потому, что ты был единственным ребёнком в семье. По-моему, из тебя бы получился отличный отец.
Я провёл несколько часов, проявляя плёнку, и Ворчун всё время порывался войти в тёмную комнату и посмотреть, что затеял глупый человек. К сожалению, шум затвора фотообъектива его пугает, так что когда я пытаюсь его сфотографировать, на плёнке остаётся только пустая комната и кончик его хвоста. Не то, чтобы кому-то понадобилось увидеть его целиком.
В соседнем городе есть шахматный клуб. Мне интересно, это достаточное оправдание для того, чтобы купить машину?
Билл.
Дорогой Джим,
Я жалок, правда? Твой поезд ещё не отъехал от перрона, а я уже сочинял это письмо. Несмотря на то, что я не собираюсь его отправлять. Мне просто нужно что-то реальное, чтобы убедить себя, что прошедшие две недели – не плод моего больного воображения. Кроме того, в последнее время кажется естественным адресовать все шумы в моей голове тебе.
Всё было отлично, просто великолепно: поездка в Москву, катание на санях, прогулка по музеям, покупка мелочей на открытом рынке. Мне вполне бы хватило того, что ты был рядом. А потом тебе понадобилось довершить это всё поцелуем в лоб – немое пожелание счастливого рождества.
Прости, что я так разнылся. Это всё ты виноват. Я так не плакал с тех пор, как… да никогда я так не плакал.
Не знаю, как описать эти незабываемые моменты, эту дрожь головокружительного узнавания – если я наклонял голову, прошедшие годы и месяцы просто рассыпались в прах, и оставались только запах хвои и коврик у камина, сияние золотистой влажной кожи, озорной изгиб твоей улыбки, юной и бесстрашной. Всё тот же Адонис, который украл моё сердце в переполненном баре в Оксфорде.
И всё же, всё же я безнадёжно возвращался к болезненному излому твоего плеча, морщинам у твоих глаз, седым прядям в твоих волосах, - смертный и израненный, но совершенно идеальный.
Я хотел, чтобы ты уткнулся в меня и никогда не уходил. Я хотел прижаться к тебе всем телом и притвориться, что ты мой, снова мой.
12е января 1978
Дорогой Джим,
Я столько раз переписывал письмо, что пол теперь как будто засыпан снегом.
Прежде всего, надеюсь, что ты удачно доехал. Уже готов исполнять роль сурового школьного наставника?
Видишь, что ты наделал, Джим, теперь дни без тебя мне кажутся убогими. Меня пугает то, как быстро я снова привык просыпаться рядом с тобой. А Ворчун привык сворачиваться у тебя на коленях и уже тоже скучает.
Я кое о чём думал в прошедшие недели. Они никогда не позволят мне вернуться, ни Москва, ни тем более Цирк. За мной бы начали охотиться с двух сторон. Мы, люди, такие любопытные существа: уже побывали на другой стороне луны, но всё ещё воюем в воображаемой войне.
Но, может, через несколько лет, когда ты будешь готов оставить работу учителя, мы могли бы встретиться где-то посредине? В Праге или в Париже, например? В маленькой хижине в Альпах?
Просто держи эту мысль в голове, ради меня.
Будь храбрым, Джим, приключения могут начаться прямо сейчас.
Всегда твой,
Билл.
Примечания автора:
1) «Искренне Ваш» - в оригинале написано по-русски.
2) ma patrie et ma bohème: цитата из стихотворения Поля Верлена «Laeti et Errabundi», которое он написал, узнав о смерти Артюра Рембо. Грубо переводится как «моя родина и моя Богемия».
3) «Мамочки» - в книге так называли секретарш и машинисток Цирка.
4) В случае, если по следующему письму это непонятно: письмо содержит шифр, прочитайте только первое слово из каждого предложения.
5) По книге именно Билл Хейдон порекомендовал Джима, который в то время ещё учился в Оксфорде, вербовщику Цирка Фэншоу.
6) Слоник: в книге – кличка, которую Придо дал своему ученику Биллу Роучу.
Примечания переводчика:
* bien amicalement – с пожеланиями горячей дружбы (фр)
** amities – с пожеланиями дружбы
*** Bien a vous – всего наилучшего